«Стало не до игрушек...» От Ленинграда до Львова: годы в переездах

В семье Колотовых 22 июня 1941 года ждали, потому что в то воскресенье планировалась поездка во Фрунзенский универмаг – за лошадкой на колесиках.

«Папа служил в карельском городке Медвежьегорск, – рассказывает Людмила Владимировна Андреева (Колотова – девичья фамилия), накануне войны она окончила третий класс. – Он приехал, чтобы забрать нас туда, ему как раз выделили жильё. Так вышло, что он пропустил день рождения моего младшего брата (он в апреле), поэтому хотел купить особенный подарок. Всё-таки первый юбилей – один год... Наш дом на Московском шоссе был совсем новый, без радио. Поэтому утром мы спокойно сели в трамвай, едем-едем, вдруг ход замедляется... какие-то разговоры вокруг... Потом трамвай совсем встал. Все вышли. На улице люди слушали чьё-то выступление по радио, Молотова, наверное. Так мы узнали, что началась война. А дальше я не помню, то ли отец сразу поехал на службу, а мы домой, то ли вначале мы всё-таки отправились за лошадкой... Но, наверное, не до игрушек стало?»

Воспоминания детей войны – это сплошные переезды. Одни семьи эвакуировались вглубь страны, а другие следовали за фронтом, где служил кто-то из родственников. Так Колотовы побывали в Ярославле, Вологодской области, Куйбышеве, Саратове, Харькове, Киеве, Львове...

1942 год

«Отцу давали следующее назначение, он ехал первым, мы – за ним. Особенно мне понравилось лето в Харькове, – говорит Людмила Владимировна, и её голос теплеет от воспоминаний. – Это был 1943-й, мы жили там рядом с базаром, туда со всех сёл, на телегах привозили продукты. Я смотрела на это во-от такими глазами! И ряженку можно было купить, и даже вишню – совсем недорого! Ещё меня удивило, что везде бегали мальчишки и кричали: «Есть свежая холодная вода! Кому воды?» – и все её с удовольствием покупали, потому что рынок был не оборудованным, простая площадь без удобств. А однажды нас то ли отправили от части какому-то хозяйству помогать с уборкой, то ли отвезли, чтобы мы собрали что-то для себя... Неважно, главное, что там были вишнёвые деревья, мама не рискнула, а я залезла – мне же всего 12 лет было! Ох и отвела душеньку, и набрала домой, и поела ягод вдоволь... А во Львове нам дали жильё на Стрыйской улице – двухкомнатную квартиру, где была газовая плита, кухня с балконом... Так красиво! Детство-то я своё, до школы, провела в коммуналке на Коломенской, в старом доме с высокими потолками, поэтому, кстати, отец всегда под Новый год ездил в лес и выбирал для нас самую рослую елку».

Учиться приходилось в разных школах – только привыкнешь к одной, уже пора прощаться... «Я же ещё до войны три школы сменила. Первая была недалеко от нашей коммуналки, вторая – на Благодатной, потому что мы переехали в Московский район. Третья – в Приозерске, тогда она назывался Кексгольм. Туда отца временно перевели. Помню, что на занятия мы ходили довольно далеко, порядка трёх километров, вдоль узкоколейки. Никто нас не провожал и не встречал, за нами так не присматривали, как за современными детьми. В четвёртый класс я пошла в деревне Вараксино Вологодской области: там работала одна-единственная учительница, все ученики сидели в одном кабинете. К сожалению, это была школа-четырёхлетка. Чтобы учиться дальше, нужно было ездить очень далеко, в соседнюю деревню, за 7 километров. Поэтому на следующий год я снова отправилась в четвёртый класс... В пятый класс я ходила сразу в трёх городах – Куйбышеве, Саратове и Киеве, шестой – уже во Львове, понимала на уроках не всё, язык был похож, но слова означали совсем другое... Кстати, в качестве иностранного языка там преподавали немецкий, но мой отец сказал: «Моя дочь не будет изучать язык врага!», – поэтому я ездила в другую львовскую школу – специально на уроки английского».

И всё это на фоне постоянной тревоги за близких, практически без связи с ними, с редкими письмами, в которых нельзя было написать никаких подробностей, ничего особенно важного... «Отца я любила безумно и очень уважала, гордилась им. После войны с Финляндией его наградили орденом Красной звезды. В Приозерске мы жили напротив леса, отец брал меня с собой на охоту, давал пострелять из ружья. Я попробовала один раз: присела на пенёк, прицелилась – отдача была такая, что я упала на спину. Хорошо, что мох спружинил! А на охоте был такой случай: убитая утка упала в воду. Собаки у нас не было, бросать добычу жалко... папа полез в озеро сам и достал её! И даже не заболел потом, хотя стояла холодная весна... Когда мы ехали обратно в Ленинград в мае 1941-го, отец сказал остановить машину: увидел глухаря, вышел и подстрелил его. Так мы и вернулись – с глухарем! Когда мы эвакуировались в Вологодскую область, отец присылал нам свой военный аттестат, так что какие-то деньги у нас были, а вот новостей от него – нет. 5 января 1942 года мне исполнилось 11 лет, пришло поздравление и фотокарточка – на ней видно, что он уже в чине капитана. Но о службе – ни слова.

А потом отца ранило. Ему ампутировали ногу и на самолете доставили в Вологду, а после привезли к нам, в деревню. Когда он поднялся с телеги и на костылях пошёл к нам, ох... В деревне отец не знал, чем заняться, даже сделал мне деревянное ружье и покрасил соком какого-то растения – с этим ружьем я маршировала на занятиях по военному делу, были у нас такие в школе. После ещё одной операции папе сделали протез, он смог нормально ходить и тут же согласился вернуться на службу. Знаю, что в Куйбышев он отправился уже подполковником...»

С мамой во Львове, апрель 1945 г.

Для Людмилы Владимировны война закончилась ночью, 2 мая: «Я проснулась от страшной стрельбы. Такое впечатление, что били прямо по окнам! Побежала к родителям в комнату, отца нет, мы с мамой метнулись в коридор, трясёмся – подумали, что бандеровцы напали. И вдруг – звонок в дверь! Пришёл отец, сообщил, что война кончилась, а мы даже слово сказать не можем, так перенервничали! Он включил приёмник, повторил ещё раз, что всё, мир... И только тогда мы услышали: всё, закончилось»

После войны, Ленинград

А ещё в военные годы случалось много невероятных совпадений... «Я вышла замуж в 1953-м, причём своего будущего мужа я знала с 7 лет. Его отчим и мой отец были знакомы. Помню, как увидела Андреева первый раз: стоит он около ёлки (они пришли к нам Новый год праздновать) – и смотрит на меня заворожённо. Потом была эвакуация, они уезжали с военным заводом, мы – с детским садиком, куда маму взяли воспитательницей... А встретились мы в той самой вологодской деревне Вараксино! Оказывается, у отчима там жила то ли мама, то ли сестра...»

Уже в мирные годы Людмила Владимировна много ездила по работе: «Я окончила электромеханический техникум, 25 лет отработала сметчицей в проектном институте на улице Бабушкина. Работала со сложными вещами: силовым электрооборудованием, подстанциями, освещением, автоматикой, связью... В командировках побывала и на Дальнем Востоке, и на Алтае, а уж сколько раз я была в Прибалтике!.. Сейчас я живу на улице Полярников. Многое поменялось в районе, например, раньше было больше улиц, – вспоминает Людмила Андреева, – Преображенская дорога, Полевой переулок и другие, а потом их переименовали и получилась одна длинная улица Бабушкина, которая идёт от завода к заводу. Или, например, у нас чудесная Куракина дача и очень красиво сделали Ивановский карьер. Его можно обойти по дорожке за 45 минут, хотя это теперь и сложно для меня, всё-таки мне уже 90 лет... В любом случае, прогулки стали гораздо приятнее».

Анна Чуруксаева