Мы ВКонтакте
Версия для слабовидящих
Поиск по сайту

 

Новости

 

10.05.2022 11:00

 

 

Мы продолжаем рассказывать истории, которыми делятся с нами жители округа в рамках проекта "Голос памяти". У Ольги Дмитриевны Егоровой уже два правнука, но ей до сих пор снится Великая Отечественная, которую она пережила ребёнком. Порой кошмары, где взорванная на её глазах лошадь ещё не самое жуткое, сменяются тягостной бессонницей. «Тогда я сижу и напеваю что-нибудь военное…» 

 

Военные кошмары, наверное, буду видеть всегда  

 

 

«Я родилась за 10 лет до войны, в деревне Большое Конезерье. Это в Лужском районе Ленинградской области. Мама трудилась в колхозе, отец был рабочим, потом отправился на войну с Финляндией, а когда демобилизовался, то почему-то не вернулся в нашу деревню. Его отправили в военный городок, который, как мне кажется, находился где-то под Лугой. Я была маленькой и не слишком интересовалась такими подробностями. Отец вызвал нас туда. Маме 42 года плюс я и мои братья, но ничего, не за горами живем, добрались. В 1941-м появился на свет мой младший братик. Ему было всего полтора месяца, когда папа вернулся домой поздно и сказал: «Дорогие мои, я пришёл с вами проститься, меня призывают в армию, и завтра я еду в бой». Расцеловался с нами и ушёл в ночь, больше мы его не видели.

А утром пришли военные и сказали, что нас эвакуируют. Мы вышли на улицу практически без вещей, нас довезли до баржи, перебросили через Волхов и оставили на том берегу. Вот там я повидала войну! Такая была битва, что до сих пор снится…

 

Мы прятались в лесу. Пусть лето, но дождь, слякоть, мама, как наседка, нас соберёт, обнимет… Потом решили идти к Ленинграду. Есть было нечего, брата ко мне привязывали полотенцем, я несла его. Просила еды у всех, кого встречали. Кто-то даст кусочек хлеба, кто-то не даст. А на подступах к городу, узнали, что он уже в блокаде. Тогда мы двинулись в родную деревню, тем более там оставалась наша бабушка.

Но она нас не дождалась, умерла. В свой дом мы не попали: на Большое Конезерье наступал немец, нас поселили поближе к лесу, в окопах. Есть нечего, мыться негде, только печурка есть. Я ходила вся во вшах… Вот так как-то и жили и скоро оказались в оккупации.

 

Всех согнали в деревню, пересчитали. На дверях каждого дома вывесили списки членов семьи. Во главе стояли немцы, из жителей деревни выбрали полицейского, старосту и бургомистра.

Полицейского вскоре партизаны увезли в лес и казнили – предатель-человек попался. Старосте после войны дали 25 лет. Бургомистру, за то, что жил припеваючи, пока мы голодали, подожгли дом, его жена сгорела. На самом деле он сотрудничал с партизанами, отправлял меня отнести им документы, папиросы и рассказать, что немцы поселились в школе. Она у нас была шикарная: двухэтажная, кирпичная, к нам из соседних деревень ездили учиться.

Не знаю, почему бургомистр выбрал именно меня. С одной стороны, не так много молодёжи осталось в деревне, с другой – я росла с братьями, была боевой.

Он дал мне инструкцию: «Дойдешь до леса, увидишь первое дерево, к нем и иди. Будь внимательна, немцев пока нет, но они должны вот-вот появиться». Я пошла, страшно было, конечно! Увидела указанное дерево, смотрю внимательнее – а это человек стоит, обвязанный веточками! Отдала ему пакет, передала, что велено было, и бегом к дому!

…А бургомистра потом предали, немцы нас созвали на горку, чтобы мы смотрели, как его забивают прикладами за связь с партизанами. Потом назначили другого, моего дядю по линии отца. Отказаться он не мог, но старался, чтобы немцы никого не трогали, не наказывали.

Когда выпал снег, у меня и среднего брата (ему было 13 лет) появилась повинность: немцы каждый день гоняли нас на ближайший аэродром чистить снег. Особо теплой одежды у нас не было, так что эта работа превращалось в каторгу. Как-то я увидела летящий самолет – советский! – и закричала: «Скоро Гитлеру капут!» Немец подошёл ко мне и раза два или три ударил плетью по спине. Можете себе представить, как это было больно для тощей десятилетней девчонки, одетой в какие-то тряпки.

Мой самый старший брат ушёл в партизаны, маму допрашивали, где её сын, она выкручивалась, говорила: «Да он где-то с мальчишками бегает».

Маму заставили стирать белье для немцев. Выдавали ей для работы кусок мыла и еду – буханку хлеба, которую она делила на всех нас. Жили голодно, в постоянном страхе. Больше всего мама боялась, что её или меня изнасилуют.

Зимой 1942-го партизаны сняли несколько часовых в школе, где жили немцы. Те взорвали здание и уехали за три километра от нашей деревни. Но ушли не просто так: если попадался по дороге кот, его резали на куски, у кого-то увидели кольцо на пальце – отрубали палец, чтобы снять. Хотели запугать нас всех, и у них получилось.

Мы прятались дома, мама, я и братья, наш младший только-только ходить начал. И вот время уже к семи, слышим – немцы приближаются, поют свои песни. Мама говорит нам: «Ребята, дверь не открывать никому, будут ли дом поджигать, будут ли гранаты бросать, не открывать!». Мы затихли. Сначала что-то ударило в дверь, потом в окно. Мы сидели на полу, в простенке между окнами, так что осколки стекла в нас не попали. Мы ждали взрыва, но оказалось, что это только камни… А потом немцы ушли.

Но я помню и хороший поступок: немецкий солдат передал маме охапку гамаш. Она потом из них вязала носки и перчатки для нас для всех.

 

 

В 1944-м мы получили папино письмо: «Я пишу, не знаю, живы ли мои родные, знайте, что я пять раз был ранен, сейчас выздоравливаю в госпитале и снова пойду на фронт!», тотчас написали ему сами, но ответа не было. Обратились к командиру части, он сообщил, что Дмитрий Лазаревич Никифоров в боях с немецко-фашистскими захватчиками был ранен и отправлен в полевой госпиталь. И больше ничего узнать не удалось, как мы ни старались. Собственно, вот и вся моя война».

 

 

В том же 1944-м в деревню приехали представители ремесленного училища из Ленинграда. Поступать решили практически все. 13-летняя Ольга хотела стать токарем, но её отправили учиться на фрезеровщицу, выделили место в общежитии в Василеостровском районе, а после выпуска распределили, как и всех, на завод, где выпускали токарные станки ДИП-200, фрезерные станки «Дзержинец», поворотные столы, токарные патроны… Каждую деталь всего этого оборудования Ольга Дмитриевна может перечислить даже ночью, если её внезапно разбудят. Ведь она не только сама работала, но и обучала других – 25 лет отдала сфере профессионального технического образования! Мастером учебной группы уже 19-летнюю Ольгу поставили в 1950-м. Тогда в ПТУ чередовали занятия: два дня теории в училище, два дня практики на заводе. А группа досталась сложная – одни девчонки, вечерние смены прогуливали, и ладно бы просто бегали на танцы! Ольга Дмитриевна откровенно рассказывает о проституции и наркомании среди студенток. Но она справилась: нашла подход, прекратила прогулы, все девчонки доучились, освоили профессию, получили шанс устроить свою жизнь нормально. И это был только первый выпуск!

 

 

Позже, когда она уже стала опытным педагогом, её выбрали в депутаты Василеостровского района, в комитет по социалистической законности. К общественной нагрузке отнеслась так же, как и ко всем своим обязанностям: серьезно и ответственно. Кстати, именно в училище героиня этого материала познакомилась с будущим мужем, Сергеем Егоровым, он был на курс старше, и 1949-го они не расставались.

 

Анна Чуруксаева